Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - Александр Анатольевич Васькин

позвонивший куда надо Леонид Собинов, солист Императорских театров, как и Шаляпин, когда-то пригласивший Лилю в ложу. Чего не сделаешь ради любимого мужа! И вот за вольноопределяющимся Осипом Бриком как декабристка последовала и его супруга. Ей пришлось оставить в Москве родителей (отец тяжело заболел) и сестру Эльзу, к тому времени крутившую роман с Маяковским.

В Питере они поселились в двухкомнатной квартире на улице Жуковского (бывшей Малой Итальянской), 7. Осип служил в своей роте, приближая, насколько это было возможно, победу русского оружия, а Лиля принялась устраивать из своего дома некий приют комедиантов, поэтов и художников и просто творческой интеллигенции, то есть тех, кто ничем серьезно не занят, но все время на виду и много говорит. «Эти два года, что я прожила с Осей, самые счастливые годы моей жизни, абсолютно безмятежные. Потом была война 14-го года, мы с Осей жили уже в Петербурге. Я уже вела самостоятельную жизнь, и мы физически с ним как-то расползлись… Прошел год, мы уже не жили друг с другом, но были в дружбе, может быть, еще более тесной», — признавалась Лиля позднее.

Отношения с Осипом как с мужчиной закончились довольно быстро и по весьма прозаической причине — его супружеской неполноценности, о чем Лиля, надо полагать, подробно рассказывала не только своему бывшему московскому соседу Юре Румеру: «Оказалось — непомерок, и поэтому они решили не портить отношений и сохранить дружбу навсегда. А в это время стал шататься Маяковский. В желтой кофте. За Эльзой ухаживал, а замужняя Лиля его не интересовала». Самое интересное, что слова «непомерок» нет в большинстве толковых словарей. Скорее всего, рассказывая о Лиле, Румер просто оговорился, либо ошибся тот, кто его мемуары записывал, а на самом деле Осип был «недомерком» — вполне объяснимое русское слово. Во избежание фронта родные пристроили Брика в автомобильную роту в Петрограде.

Революционер Ося, подавшийся к большевикам, выступил новатором и в собственной семье, предоставив жене полную свободу на личном фронте. Эта формула была очень распространена уже позднее в Советском Союзе, когда юбилярам желали успехов отдельно в личной и семейной жизни, негласно подразумевая тем самым вариативность половой жизни в условиях официально царящего ханжества. А Лиле только этого и надо, она-то как раз сторонница свободных отношений, так сказать, отстаивает право женщины на самоопределение. Здесь она перещеголяла Александру Коллонтай, еще в 1913 году провозгласившую роль и место «новой женщины» в передовом обществе. По мнению будущего «посла Советского Союза», такая женщина должна забыть ревность, уважать свободу мужчины, не сводить свои интересы к дому и семье, и вообще, подчинить свое поведение разуму. И при этом отказаться от «двойной морали» и раскрыть свою сексуальность. Лиля же, в отличие от Коллонтай, считала, что прежде всего надо уважать свободу женщины, за что ее нередко причисляют к поборникам так называемой теории стакана воды, разрешающей любовь всюду и со всеми.

Лиле неплохо было бы хоть чем-то занять себя, например пойти в госпиталь, ухаживать за ранеными — но образ сестры милосердия ее как-то не прельщал. Вот лишь один эпизод жизни Лили, страдающей от безделья, описанный ее шведским биографом Бенгтом Янгфельдтом. Как-то на улице она встретилась с некими двумя молодыми людьми из бомонда, посетила с ними оперетту, ресторан, «и следующим утром она проснулась в комнате с огромной кроватью, зеркалом на потолке, коврами и задернутыми шторами — она провела ночь в знаменитом доме свиданий в Аптекарском переулке. Спешно вернувшись домой, она рассказала обо всем Осипу, который спокойно сказал, что ей нужно принять ванну и обо всем забыть». Так они жили.

Чаще всего имя Лили Брик связывают с Владимиром Маяковским, однако он был не первым, кого она решила раскрутить. Еще до Маяковского Лиля выбрала объектом своего внимания другого поэта, менее громогласного — Константина Липскерова, учившегося живописи у Юона, а поэзии у Брюсова. Первая его публикация была в журнале «Денди» в 1910 году под псевдонимом «Константин Эль». Именно Липскеров и стал тем поэтом, которого Брики потащили с собой в Туркестан до войны, на нем они впервые опробовали свое меценатство, помогали деньгами, поспособствовали изданию первой книги «Песок и розы: Стихи», высоко оцененной Ходасевичем. У Липскерова с Лилей вряд ли мог быть роман — если только творческий, в силу известных обстоятельств, сопутствующих личной жизни некоторых поэтов — хороших и не очень…

Строки Липскерова запомнились гостям Лилиного салона: «Всё спеши полюбить, ибо все проходящее тленно», Лиля восторгалась пошловатой рифмой: «Его жилета томен вырез» — «Грустит и умирает ирис…». В дальнейшем поэт Серебряного века Липскеров стал успешным советским переводчиком, переложившим на русский язык преимущественно восточную поэзию. Писал он и пьесы, в частности «Надежда Дурова» в 1942 году — вместе с другом и соавтором Александром Кочетковым (сочинившим знаменитую «Балладу о прокуренном вагоне», в которой есть такие слова: «С любимыми не расставайтесь!» — они звучат за кадром в кинофильме «Ирония судьбы, или…»). С этой пьесой вышла путаная история: в 1941 году спектакль на тот же сюжет под названием «Давным-давно» поставили в Ленинграде, автором инсценировки выступил драматург Александр Гладков (он же завлит Театра Красной армии, куда Липскеров и Кочетков ранее присылали свою пьесу). Они заподозрили Гладкова в плагиате — слишком много было в ней совпадений. Однако факт плагиата доказать не удалось, Гладкова же арестовали в 1948 году «за хранение антисоветской литературы» и отправили в лагерь. Интересно, что сам Гладков к Брикам не был вхож — лицом не вышел, но уже позже, ссылаясь на Пастернака, с которым он долго и много общался, передавал его доверительное признание про московский салон Лили, что «квартира Бриков была, в сущности, отделением московской милиции».

В советское время переводчики жили очень хорошо — они с утра до вечера только и делали, что переводили «национальных» поэтов, это была своего рода синекура под названием «Литература народов СССР». Нередко эта самая национальная литература просто писалась набело. В 1940-е годы Липскеров был небедным человеком, все свои гонорары тратил на покупку антиквариата, будь то мебель, бронза или фарфор. В живописи предпочитал «мирискусников» и особенно Константина Сомова. В последние годы он совершенно ослеп, а после смерти всё его богатство распродали за неимением наследников. Во многих московских домах появились тогда роскошные вещи из его домашней обстановки. Кое-что прикупила себе и Лиля.

«Она была хороша собой, соблазнительна, знала секреты обольщения, умела заинтересовать разговором, восхитительно одевалась, была умна, знаменита и независима. Если ей нравился мужчина и она хотела завести с ним роман — особого труда для нее это не представляло. Она была максималистка, и в достижении цели ничто не могло остановить ее. И не останавливало. Что же касалось моральных сентенций… Романы